СПЕЛЕОНАВТИКА И СПЕЛЕСТОЛОГИЯ
Гусаков С.Б. ( Москва, РОСС, 1997 г. )
Примечание автора : данный доклад был подготовлен к Первой Старицкой Международной Спелестологической Конференции, однако за отсутствием времени ( было много весьма интересных иностранных докладов, уделить внимание которым казалось более естественным, чем хвастаться своими обобщениями ) прочитан не был. Спустя год по многочисленным просьбам тогдашнего Президента РОССа М. Сохина он был предоставлен ему вместе с рядом других документов для публикации в ежегодном альманахе, издаваемом РОССом. Велико же было удивление автора, когда предоставленный текст был опубликован в весьма изуродованном виде – причём без единой консультации или какого-либо иного авторского участия; следует-ли говорить, что ни о каком вознаграждении за опубликованный печатный труд и речи не шло… Комментировать такой редакторский произвол трудно ( уж коль изуродовали и ни копейки не заплатили – хоть бы фамилию, гады, сняли: чтоб имя моё не позорить ),– предлагаю возможным читателям свою версию этого так и не состоявшегося ‘по ряду причин’ выступления.
Вначале остановлюсь на некоторых характерных особенностях пещер. Без сомнения, многие из них хорошо известны – тем не менее, далеко не все представляют их подлинное действие на человека.
Первое, конечно, это ТЕМНОТА. Подземная тьма а б с о л ю т н а : для любого, оказавшегося под землёй, при всех, даже самых фантастических раскладах, возможен лишь один источник света: тот, что принесён с собой с поверхности. Известно также, что почти всю информацию о внешнем мире мы получаем с помощью органов зрения; внезапно ослепший человек становится АБСОЛЮТНО БЕСПОМОЩНЫМ. Это важнейший факт, действующий как на психологию пребывающего под землёй, так и на более подсознательном уровне: в эниологическом 1 аспекте. ТЬМА, отсутствие света – как и отсутствие информации о внешнем мире – не просто отождествляются с силами зла, с энтропией; это её конкретное проявление. Даже если не принимать во внимание очевидное значение запасного источника света с точки зрения безопасности, каждый спускающийся в пещеру вступает в личное, индивидуальное противостояние с естественными силами энтропии, хаоса,– оказываясь при этом на острие столкновения. Что, конечно, не может не влиять на всё пребывание человека под землёй. Насколько я знаю, до сих пор столь очевидная мысль отчего-то даже не обсуждалась — хотя всем известны многочисленные традиционные и современные легенды, связанные с миром Подземли: безусловно, следствие этого противостояния – как и результат обострённой эниологической чувствительности человека под землёй.
Второе важнейшее свойство пещер – ТИШИНА. За редкими исключениями ( шум подземных водопадов в вертикальных пещерах, капёж со свода, грохот последнего слышимого тобой в этой жизни обвала ) она так же абсолютна . Отсутствие ВНЕШНИХ ЗВУКОВ – столь привычного нам на поверхности акустического фона – действует на человека как на физиологическом, так и на эниологическом ( подобно темноте ) уровне. Но если эниологическое влияние тотальной тишины сходно с аналогичным влиянием темноты, то в области физиологии имеются существенные различия. Во-первых, подземная тишина з р и м о не влияет на безопасность находящегося под землёй,– и глухой, имея должный свет, в состоянии выбраться из пещеры. Во-вторых, отсутствие привычного дальнего акустического фона влечёт за собой гипертрофированное увеличение чувствительности ко всем внутренним шумам организма: току крови в сосудах, сокращению мышц и т. д. В-третьих, преувеличенное значение для человека приобретают ближние, пиковые шумы от источников звука, находящихся в пределах прямой видимости. В одних случаях это влечёт за собой увеличение акустической чувствительности слуха и даже его восстановление в случае предыдущей потери; в других – частичную или полную глухоту. Тщательные исследования на эту тему не проводились — хотя миллионы людей страдают от ряда слуховых расстройств, которые можно вылечить под землёй. В отдельных случаях было замечено, что недостаток акустической информации компенсируется иными её источниками – в частности, эниологического рода: то есть человек начинал слышать звуки, которые “распознать” на обычном физическом уровне явно не мог. Как и многие другие интересные темы, эта практически не исследовалась.
Третий важный фактор, действующий на человека в пещере – практически полная ИЗОЛЯЦИЯ от воздействий внешнего, наземного мира. Даже двадцатиметровый слой известняка надёжно изолирует почти от всех видов электромагнитных полей и излучений ( об акустической изоляции уже было сказано ); единственные исключения – гравитационное и магнитное поля Земли, да потоки нейтрино. Что не менее важно – “подземля” известняковой своей оболочкой надёжно защищает находящегося в ней человека от поверхностного эниологического фона, продуцируемого мегаполисами. Находясь в пластах известняка, отпечатках матриц б ы л о й ж и з н и, человек как бы “выключается” из окружающей его на поверхности ноосферной матрицы. Это, подчёркиваю, очень важный фактор – и он позволяет именно под землёй проводить наиболее чистые эксперименты, связанные с экстрасенсорикой. Никакие сурдокамеры, расположенные в городе, такой изоляции не могут дать в принципе.
Ещё группа факторов, оказывающих на человека влияние под землёй – удивительная стабильность пещерного микроклимата ( девиации температуры воздуха, влажности и концентрации аэроионов в отдалённых от входа частях пещеры столь малы, что нет смысла о них говорить ); повышенная во многих пещерах влажность при пониженной температуре воздуха ( впрочем, можно подобрать полости с любыми иными параметрами ); подземная кальцинированная вода и повышенная самоподдерживающаяся стерильность воздуха. Эти факторы ( вкупе с общеизолирующими свойствами пещер, темнотой и тишиной ) оказывают на человека в целом благоприятное медико-биологическое действие: под землёй, в частности, эффективно лечатся инфекционные заболевания лёгких, переломы, расстройства эндокринной и вегетативной систем, психики, успешно проходит релаксация организма после длительных физических и нервных нагрузок.
Но, что особенно важно для нас, пещера – удобнейший естественный полигон для проведения целой группы физиологических, биоритмологических, психологических и эниологических исследований. Никакая городская сурдокамера никогда не создаст необходимых для проведения подобных исследований условий. Если же сравнить стоимость работы сурдокамеры и полную стоимость обеспечения спелеонавтического эксперимента – разница будет далеко не в пользу сурдокамер. Однако известно, что спелеонавтические исследования в мире в настоящее время не проводятся ни у нас, ни на Западе. Чтобы понять, почему это произошло, обратимся к краткой истории спелеонавтики.
Возникновение её традиционно связывается с именем французского исследователя пещер, геолога по образованию М. Сифра. В 1962 году он провёл “вне времени” 64 дня в пропасти Скарассон ( массив Маргуарейс ); однако он не был первым. Ещё за год до него группа итальянских спелеологов провела под землёй месяц без выхода на поверхность, осуществив при этом ряд экспериментов с лабораторными животными. Самое же первое, насколько я знаю, спелеонавтическое погружение было проведено в 1884 году в катакомбах под Парижем – так что история спелеонавтики насчитывает более 100 лет.
Однако именно М. Сифр ввёл термин “спелеонавтика” и организовал первые планомерные спелеонавтические эксперименты – в силу чего его имя по праву значит для спелеонавтики то же самое, что имя Кусто для акванавтики. Соответственно, между его экспериментальными пребываниями и спелеонавтикой, как методологией ( самостоятельной наукой она не является ), машинально ставился знак тождества. В этом были не только плюсы, но и, к сожалению, минусы.
Дело в том, что М. Сифр не был профессиональным физиологом – его эксперименты подходили к медицине “с чёрного хода”, от одного лишь интереса любителя-дилетанта; сама постановка ряда экспериментов и неоднозначность полученных результатов вызывали вполне справедливые нарекания профессионалов. Отсутствие ясного понимания целей и задач проводимых исследований, небрежность в организации пребываний, смазывающая достигнутые результаты ( вещи, в общем-то неизбежные при любом пионерском проникновении за грань Неведомого ),– но, более, чисто психологические, персональные факторы заставили его в семидесятых годах отказаться от идеи подземных экспериментов. С уходом Сифра из спелеонавтики интерес к ней на Западе угас: как я уже сказал, это произошло потому, что сама идея спелеонавтики на Западе персонифицировались в личности М. Сифра, его личное разочарование в предложенных им же методиках было перенесено на всю спелеонавтику в целом. 2
В нашей стране первые подземные спелеонавтические эксперименты были проведены в пещерах бассейна реки Пинега в начале 70-х годов киевским врачом-микробиологом М. Колесниковым. По уровню научной подготовки они на порядок превосходили исследования Сифра,– в частности, именно Колесников открыл и доказал в своих экспериментах самоподдерживающиеся стерилизующие свойства пещерного микроклимата. К сожалению, из-за тягостных реалий жизни нашей страны ни российская, ни мировая научная общественность об этих экспериментах не узнала. Не в силах преодолеть стену молчания, окружившую его работы, Колесников был вынужден оставить подземные медико-биологические эксперименты. Позже он эмигрировал в Англию. Работы его на родине оказались утрачены.
В конце 70-х годов спелеонавтическими экспериментами начал заниматься врач А. Мишин – один из учеников Колесникова. Самостоятельно и вместе с помощниками ( в частности, с Женей Романюк из Гродно ), он провёл большой блок исследований в области подземной санитарии и гигиены ( темы, начисто отсутствовавшие в исследованиях М. Сифра, – как, впрочем, и микробиология ) – хотя элементарное НЕБРЕЖЕНИЕ ПОДЗЕМНОЙ САНИТАРИЕЙ И ГИГИЕНОЙ привело к краху ряда экспериментов Сифра. Также Мишин первым в нашей стране начал изучать в подмосковных катакомбах суточные биоритмы человеческого организма; часть его экспериментов, проведённых на подземной реке Понеретка в 1983–1985 г.г. была посвящена изучению термодинамического равновесия человеческого организма в экстремальных и нормальных условиях: опять же, базовые, основополагающие темы, “невостребованные” М. Сифром. Как и работы Колесникова, исследования Мишина ждало на родине забвение: ряд экспериментов был просто-напросто сорван противодействием “официальной спелеологии” – что она из себя представляла в те годы в нашей стране, ходящим в катакомбы хорошо известно. Устав бороться в одиночку “на два фронта” – с кретинизмом “официальной спелеологии” и косностью казённой науки – Мишин прекратил эти эксперименты. Возможно, в минуту отчаяния он уничтожил результаты своих наработок; по крайней мере, после его смерти многие из них отыскать их не удалось.
В 1981 году А. Морозов, ведущий спелеолог страны – и человек удивительного интеллекта, профессиональный переводчик с 7 языков,– равно любивший как катакомбы, так и вертикальные пещеры, провёл со своей группой ТРИ МЕСЯЦА БЕЗ ВЫХОДА НА ПОВЕРХНОСТЬ НА ДНЕ ГЛУБОЧАЙШЕЙ ПЕЩЕРЫ СССР СНЕЖНАЯ – НА ГЛУБИНЕ ОКОЛО ОДНОГО КИЛОМЕТРА ПОД ПОВЕРХНОСТЬЮ ЗЕМЛИ. В этом погружении они активно исследовали подземные сифоны с ледяной водой, проводили опыты с окрашиванием, изучая подземные водотоки пещеры Снежная и её возможные продолжения, разбирали завалы, отыскивая ведущие дальше ходы — в общем, в отличие от спелеонавтов М. Сифра вели физически активный образ жизни. В составе экспедиции был профессиональный врач, постоянно проводились исследования по физиологии человека в стрессовой обстановке. Кроме того, по заказу некоторых институтов были проведены эксперименты и исследования в области прибористики и геофизики, испытывались различные типы подземного снаряжения и источники питания. То есть это погружение было намного сложнее дилетантских экспериментов Сифра, и проводилось оно тогда, когда сам Сифр декларативно заявил, что «не видит дальнейшего прогресса в данных исследованиях»...
Не видел – энтузиаст-дилетант, сраженный чисто личной неприспособленностью к миру Подземли,– люди же, лишённые самой логикой жизни страны возможности проведения таких исследований, видели. И пытались работать, не смотря на запреты “сверху”. То есть я хочу сказать, что провал “спелеонавтики-по-Сифру” ещё не означал провала спелеонавтики в целом. ( Свидетельством тому – спелеонавтические эксперименты НАСА конца восьмидесятых годов, проложившие путь к знаменитому эксперименту-пребыванию “ЭКОСФЕРА”. ) К анализу причин личного поражения Сифра я ещё вернусь – пока же перечислю иные исследования спелеонавтического характера, проводимые в СССР.
В 80-х годах в Средней Азии в Бахарденской пещере сотрудники Ашхабадского мединститута провели ряд интересных работ в области подземной нейромагнитометрии – как я уже говорил, только под землёй оказалось возможным исследовать столь “тонкие материи”, в городе из-за различных электромагнитных помех магнитометрическое снятие информации с коры головного мозга осуществить невозможно.
Эксперименты эти так же были преданы забвению.
В 1980 г. при помощи А. Мишина я устроился на работу в лабораторию нормальной физиологии при 1-м ММИ; проработав в ней год совместно с А. Мишиным и проведя ряд неофициальных, т. е. не включаемых в план работ лаборатории, подземных экспериментов в области экстрасенсорики и внутрисуточных биоритмов человеческого организма, я перешел в Межкафедральную лабораторию МОГИФКа, решив заняться самостоятельной работой. Руководили моими исследованиями профессор, д.м.н. Л. Н. Жданов, в то время проректор института по научной работе, и заведующей лабораторией к.м.н. С. Брянкин. Занимались мы изучением внутрисуточных и месячных биоритмов человека, релаксацией спортсменов после экстремальных физических нагрузок, а также проблемами реадаптации после хронологических сдвигов. В свете постоянной смены спортсменами, выезжающими на соревнования, привычных часовых поясов и – как следствие – ломки устоявшегося ритма физиологической активности организма, работа наша выглядела очень актуальной и вполне “официально дозволенной” ( все помнят, какое неоправданно завышенное значение придавали в те годы коммунисты победах на международных соревнованиях советских спортсменов ),– но...
К августу 1982 года мы достигли очень интересных результатов – в частности, был четко отслежен 14-тидневный адаптационный период к смене хронологического ритма и найдены внутрисуточные двухчасовые пульсации физиологической активности организма ( часть исследований проводилась в Никитских каменоломнях ),– что позволило подготовить з а в е р ш а ю щ и й, ключевой эксперимент по сдублированному синхронному пребыванию двух групп спелеонавтов в одной пещере сроком в три месяца. Я обращаю внимание на то, что в отличие от работ М. Сифра не слепой, поставленный наугад, эксперимент предшествовал какому-то “осмыслению данных” — а год исследований и теоретических изысканий, включая разработку и создание необходимого для снятия нужной параметрии парка приборов и отладку методик работы с ними, ПРЕДШЕСТВОВАЛ ЭКСПЕРИМЕНТУ. Так же хочется обратить внимание на не столь уж длительные, по сравнению с экспериментами М. Сифра, сроки пребывания наших спелеонавтов под землёй: дело в том, что ещё на подготовительном этапе лабораторных и клинических исследований мы выяснили, что всю желаемую информацию можно получить за сроки от одного до максимум четырёх месяцев; дальнейшее увеличение сроков пребывания под землёй не приводит к чистоте получаемых данных ( если, конечно, целью эксперимента не является изучение механизма съезжания крыши у человека,– но эти данные легко получить в любой колонии строгого режима или из учебника психиатрии ). Попытки ухода под землю более, чем на полгода – рекламная рекордомания, и ничего больше. К научной работе это не имеет отношения.
Очень важно и то, что в качестве спелеонавтов у нас были не ищущие приключений “добровольцы с улицы” и не “официальные спелеоспортсмены”, всё “общение” которых с Подземлёй сводится к выкрутасам тактики железо-верёвочного боя с пещерой ( “спустился – поднялся отпотевать на поверхность у вожделенного костра” ),– а СПЕЛЕСТОЛОГИ II ГЕНЕРАЦИИ 3 : то есть люди, привыкшие по-настоящему жить и работать под землёй, кто Пещеру почитал за естественный ДОМ – и, конечно, не испытывал стресса от одной только мысли остаться в темноте без света. Для наших участников эксперимента, в отличие от спелеоспортсменов М. Сифра ( и его самого ) предстоящее пребывание под землёй являлось долгожданным Праздником,– несмотря на то, что условия его проведения были довольно жёсткие.
И вот, как я уже говорил 4 , этот эксперимент накануне осуществления БЫЛ СОРВАН “спелеоспециалистами” от КГБ и “официальными представителями спасотряда”.
Чудный тандем.
Мне пришлось уйти из института и продолжить работу на уровне любителя в “научном подполье”.
В этих условиях в подмосковных катакомбах ( в период с 1984 по 1996 год ) было проведено 4 эксперимента по подземной экстрасенсорике ( сроком от одного дня до месяца ), одно одиночное трёхмесячное пребывание, два групповых двухнедельных, одно групповое в месяц длиной ( два участника ) и одно одиночное полуторамесячное ( открытого типа, с экспедициями посещения и контроля ). Кроме того, два двухнедельных и одно двухмесячное пребывание осуществили мои друзья.
Представить себе, какого было в нашей стране тогда на такие сроки уходить из жёстко регламентированного мира совкового социума, способен не каждый. Но мы делали э т о – и не жаловались, как М. Сифр, на некие “трудности” подземной жизни... Нам бы его смешные “трудности” – в ТЕ ГОДЫ!..
Когда трое моих друзей пошли на ЧЕТЫРЕХМЕСЯЧНОЕ неизолированное погружение в Никитские каменоломни ( с ними была постоянная контактная связь; целью пребывания было изучение ряда САЯ ( спелеоаномальных явлений ),– но столь же интересны и уникальны были методики их изучения, включавшие в себя опыты информационного раздвоения личности, выражаемые в синхронном альтернативном описании всего происходящего в ходе эксперимента; эти записи легли позже в основу моих повестей “Долгая Ночь у Костра” и “Знаки Воздуха” ),– так вот, эта группа на втором месяце прерывания была ВЫТАЩЕНА ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ “спасателями” из КГБ, МВД и официальной спелеосекции МГУ – и на месяц заключена в КПЗ Домодедовского УВД. Срок досиживать.
После чего входы в Никитскую каменоломню были взорваны – 10. 12. 1986, в Международный День Защиты Прав Человека.
Вот такие эксперименты. Очень символические.
Ещё один эксперимент – тень давнего, задуманного и разработанного в МОГИФКе – был сорван нам в 1987 году в Старице.
После взрыва входов в Никитские каменоломни – нашей до того основной экспериментальной базы – в Старице, в пещере Лисья была устроена новая “кэйв-лэб”: привезены запасы бензина, аккумуляторов, продовольствия; протянута линия связи, комфортно оборудованы для постоянного пребывания два грота ( планировалось одновременное пребывание двух групп спелеонавтов, “сдвинутых” относительно друг друга – и “верхнего мира” – во времени ); для группы контроля и обеспечения снята изба в деревне, находящейся над пещерой...
Когда мы приехали проводить эксперимент, то увидели следующую картину. Разорванные и разрезанные жилые модули и спальники валялись под водокапами; из 20 литров бензина и лабораторного оборудования был устроен костёр посреди базового грота,– продукты, по-видимому не нужные погромщикам, были равномерно раскиданы и рассыпаны по всему склону холма вплоть до Волги,– естественно, не в упакованном виде, а абсолютной россыпью. Дефицитные аккумуляторы просто исчезли; венчала же сии труды куча дерьма на сложенном нами из камней обеденном столе... Признаюсь, смотреть на всё это было довольно тошно.
Полугодовая подготовка пошла прахом; сил работать ни у кого больше не было. Так завершила течение своё советская спелеонавтика.
( ПОТОМ – нашли тех, кто это сделал; имена их мне теперь хорошо известны: это оказались те же “недоспелеологи” из московского так называемого “спасотряда”, что вытаскивали совместно с ментами-провокаторами и гэбэшными стукачами моих друзей с эксперимента в Никитах и позже взрывали в них вход,– но что толку от этого “знания”?.. За другим знанием шли мы под землю. )
Здесь я перехожу к завершающей и наиболее важной части своего доклада. Казалось бы – на Западе спелеонавтикой никто ( или почти никто ) не занимается, убедившись со слов мсье Сифра в её “как бы бесперспективности”; у нас не осталось никого, кто когда-то занимался аналогичными исследованиями: умерли Л. Н. Жданов и С. Брянкин, что дали, несмотря на запреты, “зелёный свет” моим экспериментам в МОГИФКе — противостояние в науке совковой косности и ретроградству не проходит бесследно для сердца,– трагически погибли Саша Мишин и Саша Морозов; многие эмигрировали за рубеж,– кто-то просто охладел к этим занятиям, найдя себе иную работу…
Но что есть “бесперспективность”, в которой якобы убедился Сифр? Как я уже говорил, его методики по многим параметрам были просто-напросто провальны, дилетантски изначально. Не имея понятия о месячных и суточных биоритмах человека – хотя на Востоке они известны тысячелетия,– не подозревая о физиологических ресурсах человеческого организма, что высвобождаются в стрессовой ситуации, растягивая или сжимая внутреннее время человека,– не имея понятия о физиологии эндокринной и вегетативной систем организма и о ритмах неокортекса – как почти никто не имел об этом понятия в 60-е годы,– он ощупью бродил наугад, путаясь в мешанине параметрических данных и методиках их обработки.
Сейчас наши знания и приборное оснащение позволяют на совершенно ином уровне подойти к этим вопросам — уровне, который в 60-70-х годах было трудно себе представить. Современные компьютерное тестирование и компьютерная диагностика в сочетании с рядом методик восточных медицин и разработанных на основе грамотного научного подхода датчиков параметрии дадут действительно реальные результаты исследований, необходимые в столь разных областях человеческой жизни, что перечислять их все – долгое и утомительное занятие.
В отличие от 60-х и 70-х годов сейчас под землёй – непосредственно в гроте пребывания – можно разместить компьютер любой требуемой мощности, телеметрически соединённый по проводным либо спутниковым каналам связи с любой другой машиной, находящейся хоть на противоположной стороне земного шара; это открывает для методологии современного спелеонавтического эксперимента поистине фантастические возможности.
Об эниологии во времена Сифра не имели никакого представления – даже слова такого НЕ БЫЛО,– всё оснащение тех наивных опытов было – блюдечко для спиритизма да колода пресловутых карт Зенера. Современные представления и наработанная практика позволяют именно в катакомбах, под землёй, совершить возможный прорыв в этой области Знания.
ИМЕННО В КАТАКОМБАХ — потому что одна из главных ошибок Сифра была в том, что он в силу личных пристрастий избрал для своих пребываний сложнодоступные и крайне неподходящие для серьёзной научной работы вертикальные естественные пещеры. Оставим их традиционному спелеоспорту – любая попытка повторить в них научный о п ы т заранее обречена на провал и неимоверные технические сложности, смазывающие результат. И самом деле: удалённые от центров коммуникаций, линий энергоснабжения и связи, несущие изначально в себе неизбежные чисто спортивные технические трудности – на преодоление которых уйдёт львиная доля сил участников и средств спонсоров,– они меньше всего подходят для выполнения поставленной задачи. Катакомбы же, как правило, находятся вблизи городов и линий коммуникаций, в них действительно удобно организовать любое спелеонавтическое исследование, существенно сэкономив при этом в затратах. Что же касается т о ж д е с т в а искусственных подземных выработок естественным пещерам,– об этом говорилось столько, что не вижу смысла повторять всем известные положения. Классический пример — подмосковные и старицкие системы, органично сочетающие естественный карст с рукотворными ходами и полостями обвального происхождения. Любой эксперимент в них будет в десятки раз дешевле, чем в вертикальных горных пропастях и шахтах ( особенно в западных, где обязательно нужно платить за аренду, ибо каждая пещера находится на чьей-то частной земле; впрочем, что касается бывших советских вертикальных пещер – за исключением уральских расположенных в зоне традиционного промысла заложников и просто бандитизма… ) – и в сотни раз дешевле, чем в городской сурдокамере. Но при этом во столько же раз результативней.
Последнее, очень важное соображение:основным фактором, смазавшим результаты исследований Сифра, была его личная ПОЛНАЯ НЕПРИСПОСОБЛЕННОСТЬ К ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОМУ ПРЕБЫВАНИЮ ПОД ЗЕМЛЁЙ. Без смеха, жалости – а зачастую и простого человеческого недоумения – невозможно читать отдельные страницы его книг и отчётов. Этот человек, проводя свои эксперименты, умудрился просто ж у т к о з а г а д и т ь полости пребывания; и если многих моих партнёров-спелестологов Подмосковья осуждать за аналогичные действия, совершённые от глубокого незнания подземли,– можно ли простить человека, который поставил пребывание под землёю целью своей жизни?.. Вопрос риторический. Далее – находясь под землёй в окружении замечательнейшего по многим своим свойствам Мира Белого Камня ( свойства эти были прекрасно описаны ещё Н. Кастере, и не знать о них мсье Сифр не мог – однако же, почему-то “не заметил вовсе”,– хотя для чего тогда вообще лез под землю?.. ),– так вот, находясь в такой замечательной для релаксации организма обстановке, он отчего-то испытывал приступы страшнейшей депрессии. Подозреваю: причины её были глубоко внутренние,– но что она оказала огромное влияние на полученные им результаты – медицинский факт. И мало того – ему, оказывается, было просто некуда деться от скуки в окружении книг, магнитофона, проигрывателя (!!!) – и той самой работы, ради которой он шел под землю. Он покрылся нарывами и фурункулами, потерял в весе и так ослаб от дистрофии, что по окончании эксперимента не смог самостоятельно выбраться из пещеры. Нам, привыкшим к постоянным долговременным пребываниям под землёй, в катакомбах, читать об этом просто д и к о . Санитария и гигиена под землёй были краеугольным камням в исследованиях А. Мишина, моя группа за месяцы подземной жизни наработала такой материал, что я с полной ответственностью могу заявить: БЫТОВЫХ ПРОБЛЕМ ПОД ЗЕМЛЁЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Все они – мучения чайника-бойскаута, не умеющего в ясную солнечную погоду разжечь костер с одной зажигалки “зиппо”.
Вообще, сравнивая зарубежные источники с наработанным нами опытом пребывания, создаётся впечатление, что западные спелеоспортсмены НЕ ИМЕЮТ НИКАКОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О КОМФОРТНОМ ПОДЗЕМНОМ БЫТЕ. И это при том, что в техническом и методологическом отношении они всегда опережали российскую спелеологию на 20-30 лет развития!..
Впрочем, если оглянуться на историю нашего спелеоэтноса, многое становится понятным. Ведь мы н и к о г д а н е п о к о р я л и Подземлю – мы изначально ПРИХОДИЛИ В НЕЁ Ж И Т Ь.
И в этом плане наработанный нами опыт поистине бесценен и несопоставим ни с какими “результатами” Сифра. То, что его спелеонавтов ставило под землёй в известную позу, нам почему-то было в кайф. ( Известно: что европейцу погибель – русскому во благо. )
Будет крайне печально, если наш наработанный спелестологический опыт подземного бытия вкупе с доступными, бесплатными и удобными для серьёзной научной работы пещерами-каменоломнями останется невостребованным.
1 Эниология - наука о процессах энергоинформационного обмена в Мироздании
2 Не следует думать, что только М. Сифр занимался спелеонавтическими экспериментами – или что ему принадлежат наиболее длительные подземные пребывания: как уже говорилось, он был не один, и достаточно большое число экспериментальных пребываний, в том числе одиночных, было проведено не только вне его участия ( и по иным методикам ), но и после его отказа от спелеонавтической деятельности ( в частности, три одиночных пребывания под эгидой НАСА в 1987, 1988 и 1989 г.г. общей длительностью в 440 суток ),– так что “кому было надо”, исследования продолжал – несмотря на общий спад интереса к данным методикам, вызванным официальными заявлениями М. Сифра. В целом с 1962 по 1995 год общая длительность одиночных подземных пребываний составила 2831 день,– вдумайтесь в эту цифру!.. Наиболее длительное пребывание осуществил в 1969/70 г.г. югославский спелеонавт Милутин Велкович, проведя в запечатанной с поверхности пещере Самар 463 дня — есть мнение, что именно это пребывание и “нокаутировало” спелеонавтическую программу М. Сифра. К сожалению, подробный разбор всех этих пребываний выходит за рамки данного обзора. [ прим. автора ]
3 О делении спелеологии и спелестологии на генерации см. книгу автора “КАТАКОМБНЫЙ ИТОГ” или доклад для Первой Международной Спелестологической Конференции “История подмосковного спелеоандеграунда”.
4 Имеется в виду – в докладе об истории спелеоэтноса, также подготовленном для Конференции – но не прочитанном на ней. [ прим. автора ]